May 1998

N 2 (65)

Май 1998

Сюжет - вот что меня сразу привлекло в этом произведении...

Да, когда мне стал известен сюжет "Ревизора", я очень захотел прочесть эту комедию. Я был уверен, что после прочтения она обязательно станет одним из моих любимых уже потому, что Гоголь - мой любимый прозаик-классик. И я ничуть не разочаровался. Наоборот, я не мог предвидеть, что пьеса будет настолько продуманной и смешной. Ведь это же неописуемое удовольствие - читать диалоги Хлестакова и льстившего ему городничего, Марьи Антоновны и ее матери, споривших по женским пустякам. Особенно я загорелся желанием увидеть "немую сцену" наяву. Вот почему я с такой радостью отправился в Пушкинский театр на постановку комедии Николая Васильевича Гоголя "Ревизор".

До сих пор помню, с каким нетерпением ждал того момента, как Добчинский сорвет дверь с петель и распластается на полу. Представлял, как слова жандарма, словно гром, разнесутся по залу, и все артисты замрут в немой сцене. Однако...

Режиссер-постановщик спектакля Юрий Еремин прочитал комедию не так, как я. Начнем с самого начала. Занавес поднимается. Я уже вообразил, как городничий произнесет всем знакомую фразу: "Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие." Но вместо городничего и других важных лиц я увидел на сцене Анну Андреевну, Марью Антоновну и их слуг. Смысл их диалога я, честно говоря, не уловил (большую его часть сочинил, по-видимому, сам Еремин). То есть, такое гениальное и поражающее многих начало пьесы режиссер отбросил. Зачем?..

Далее. Еремин пренебрег "Замечаниями для господ актеров", где Гоголь подобрал городничему в качестве костюма нарядный мундир. Режиссер же одел городничего в домашнее платье, скорее всего, с целью подчеркнуть отношение Антона Антоновича к своей службе. Также Гоголь отметил, что Добчинский и Бобчинский должны быть очень похожими друг на друга. Еремин же, как будто специально, подобрал совершенно не похожих друг на друга артистов - В. Николенко на роль Добчинского и А. Ширяева на роль Бобчинского.

Что касается декораций, то мне понравился только двор дома городничего. Комнату Хлестакова в гостинице режиссер решил оформить следующим образом: выключить общий цвет на сцене и поставить в ее угол освещенную скамью. Мне кажется, этим он хотел показать денежные возможности Ивана Александровича на тот момент. Комната в доме городничего, где Хлестаков искусно выманивал у всех крупные деньги, выглядела так: крыльцо дома Антона Антоновича отодвинули вперед, ближе к зрителю, и "лжеревизор" восседал на перилах, как на троне. Не знаю как вы, а я к таким декорациям симпатий не испытываю.

Теперь об игре актеров. Того, что они исполнили свои роли плохо, сказать, конечно, нельзя. Игра была живой и реалистичной. Артисты по-настоящему ощутили себя героями пьесы, и мир спектакля стал для нас правдивым. Но опять же, образы лишь двух персонажей на сцене сходятся с образами в моем воображении. Это Хлестаков (его роль исполнил заслуженный артист России Е. Писарев) и городничий (его играл народный артист России А. Пороховщиков). Но и здесь я не увидел в Хлестакове того приподнятого и беззаботного настроения, а в городничем постоянного напряжения, скрывающегося под маской улыбки. А когда городничий читал свой знаменитый монолог, я не видел ни бешенства, ни злости, и "скалил зубы и бил в ладоши" уже не от того, что это выглядело комичным и смешным для зрителя, а над тем, как этот монолог был перековеркан: предложения произносились в другом порядке, не в той последовательности, да и большую часть монолога составляли строки, сочиненные Юрием Ереминым.

И наконец - "Немая сцена". Как я ждал этого момента, и что же в итоге получил?.. "Немой сцены" как таковой и не было. Когда на сцену вышел жандарм, на ней находился только городничий. А после того, как они удалились, под аплодисменты зрителей на сцену вышли те персонажи, которые должны быть участниками "немой сцены", а также Хлестаков и Осип, несущий его плащ. Затем Хлестаков сделал несколько взмахов своей тростью и тем самым расставил всех артистов, словно марионеток, в позы, которые они должны были принять в "немой сцене". Зачем Еремин сделал этот трюк? Не понимаю, и объяснить не могу.

В заключение могу сказать, что получил больше удовольствия от прочтения пьесы, чем от просмотра ее постановки на сцене Пушкинского театра. Конечно, каждый режиссер имеет право трактовать художественные произведения по-своему, "он ученая голова и сведений нахватал уйму", и обязан потакать желанию зрителя, "но зачем же стулья ломать?". И, все-таки, я надеюсь увидеть на сцене знаменитую комедию Николая Васильевича Гоголя "Ревизор" такой, какой она представляется мне.