CompCamp№75-6

Мы прогуливали шестой урок, сидели на лавочке за школой, на футбольном поле. Бренчали на гитарке что-то из «Арии» и «Кино». Апрель нынче - сумасшедший, не до учебы: жара - под тридцать, на поле зеленая трава...

Подошел мужик лет тридцати пяти на вид, заметно подвыпивший, с сигаретой. С полминуты он наблюдал, потом спросил:

- Ну а из народного, русского такого, что-нибудь знаете?

Вызвался Жека:

- Может, «На поле танки грохотали»?

- Во, во! Давай!

Жека забренчал. Пели все, хором. Мужик запевал особенно громко и душевно.

Рядом с нами стоял Сашка из первой школы. Сильно заботаненный, хорошо одетый, умытый, причесанный.

- Вот ты, - обратился к нему мужик, - ты ж не был ТАМ... Ты вообще...

Когда кончили петь, он заговорил:

- Не дай Бог вам, ребята, туда попасть... Я в Афгане служил... Умирали мы все, за Родину умирали, верили все во что-то... А сейчас... За что сейчас умирать? В какую «Родину» верить?!

- Ага, - согласился Сеня, - и все равно всех в эту армию гонят...

- Да ты не пойдешь туда! Ты откосишь! Сейчас это, как два пальца... А раньше знаешь как было? Не служить позором было! Перед всеми: перед девчонками, перед друзьями. Кто не служил - сопляк тот, баба! А что теперь?.. Вот ты, - обратился он опять к Сашке, - стоишь здесь, такой ботаник приодетый... У тебя, видать, папа начальник какой-нибудь. Вот он за тебя штуку баксов отвалит, и никуда тебя не пошлет никто!..

- Вообще-то, я смогу прожить собственными мозгами, - тупо возразил Сашка.

- Ну конечно, мозгами... Ты, разумеется, в институт пойдешь?

- Ясное дело. Образование сейчас - это самое главное.

- Да на кой черт оно сдалось тебе, это образование?! Я, например, без всякого института до фига зарабатываю, в охране, - он приподнял край пиджака, на ремне висела «пушка» Макарова. - А все эти институтчики и дипломовщики... Да где они?! Что они, крутые что ли?! Они на рынках торгуют со своим образованием, блин! Сейчас всем миром «бабки» управляют. Все на них - на деньгах держится. Ведь в наше время тоже маминых и папиных сынков, богатеньких буратин никто не трогал. Вот я - из простой семьи... Детей работяг на войну отправляли!

Мы все слушали его, кто-то с пониманием, кто-то нет... За Сашку вступился Кузя. На его вопрос: «А чем этот парень вам так не понравился?», мужик сказал, что не может терпеть, когда папы и мамы таких мальчиков дают кому-то взятки, что он любит, когда все просто и честно.

Он спросил Кузю:

- А ведь ты тоже мамочкин сынок? Скажи откровенно.

Кузя сказал, что да, и что он не видит в этом ничего плохого... Потом они с Сашкой свалили.

А мужик продолжал:

- Да, в армию сейчас попасть - это самое страшное. А чего все дрейфят?

- Дедовщины дрейфят, - подсказал кто-то.

- Да, дедовщины в первую очередь. А я и через нее прошел. И брехня это все, что в наше время дедовщины не было! Не такая, быть может, жуткая, как сейчас, но была. Вы, пацаны, вот что поймите: там нельзя перед кем-нибудь унижаться! Пускай бьют... Вот приходишь ты, новичок, тебе деды говорят: «Стирай наши портянки». А ты посылай их. Они тебя отпинают, а ты посылай их. Они еще раз, а ты - ни в какую! Лучше пару-тройку раз хорошо получить по морде да по почкам, но не унижаться, так тебя сразу зауважают. А станешь дрейфить, шестерить - так по жизни тебе придется толчки мыть да портянки стирать, всю жизнь от рук твоих парашей нести будет!

- Или вот еще что, - продолжал он, - служил со мной тогда парень один, Илюхой его звали, фамилию не помню. Наглый был, выпендривался перед всеми, вырубался... Решил и меня доканать. Подходит ко мне и давай наезжать, что, мол, морда моя ему не нравится... Ну я нож достал, упер в его пузо (а он жирный был, как бочка!) и говорю, мол, еще слово мне скажешь - прирежу тебя либо прям здесь, либо ночью как-нибудь... И отвял он от меня, и ни разу больше не хамил.

Он ненадолго замолчал.

- Но самое страшное, ребята, - это война! Когда на твоих глазах твои кореша умирают... Когда самому убивать приходится... Да, я убивал в Афгане. Мы всех их мочили, всех их вырезали поголовно, и баб, и детей. И не смотрите на меня так! Кто такие «дети»? Если эти сопляки автомат держать могут, стрелять умеют, нельзя их в живых оставлять, иначе тебя же такой сопляк потом и приложит! У меня на руках мой друг лучший умер, его сопляки подстрелили! И я после этого должен этим скотам жизнь оставлять! Да черта с два! И брехня все эти новости по ящику, что, мол, наши войска только боевиков вырезают... Они там всех убивают! Всех! Не думаешь на войне о том, что убивать - плохо, о том, что бесценна человеческая жизнь! Когда на каждом шагу вокруг тебя валяются отрезанные головы твоих корешей и твоих врагов, когда повсюду трупы, кровь, знаешь, что с тобой делается?! Человек буквально в ЗВЕРЯ превращается! Он всех подряд убивать готов! И брехня это все, что на наркотиках солдат воюет! Вранье! Наркотики - ботва! Там и без них у любого крыша съедет!.. И зря, пацаны, вы так на меня смотрите. Ведь я не брешу. Да, я сейчас подвыпивший, но я вам ПРАВДУ говорю, а не брехню, которой нас эти корреспонденты так и пичкают!

Я слушал его, мы все слушали его, и его слова были похожими на правду. А скорее всего, это и была, и есть горькая правда.

- И ведь если задуматься, - говорил он, - а зачем это все? Ради чего? С какой целью молодых ребят на смерть посылают? Меня вот Пятнистый посылал... В Чечню парней отправил Ельцин, алкаш этот!.. По телику показывали, как его в аэропорту встречали, коврик ему постелили, так по нему и пройти не сумел по-нормальному: в сторону спьяну свернул куда-то, его, этот, западный какой-то премьер, блин, поддерживал... Для него человеческая жизнь что? Да ничто! Она у нас сейчас вообще никак не ценится, и не то, что бесценность, а вообще всяческое значение потеряла!.. И все эти президенты и олигархи на таких, как я, деньги делают. Им всегда мало уже наворованного, они больше хотят. Вот бы их всех туда, на войну, в Чечню или еще куда-нибудь, чтобы поняли они!..

Мужик замолчал. У него кончилась сигарета, он вытащил из кармана новую пачку.

- Сыграть вам что-нибудь военное? - прервал Сеня затянувшуюся паузу.

- Валяй.

Сеня забренчал. Это был Шевчук, «Пацаны».

Умирали пацаны страшно,

Умирали пацаны просто.

И не каждый был снаружи прекрасным.

И не все были высокого роста.

Чем ближе к смерти, тем чище люди.

Чем дальше в тыл, тем жирней генералы.

Здесь я видел, что, может быть, будет

С Москвой, Украиной, Уралом...

Восемнадцать лет - это немного,

Когда бродишь по Тверской да без денег.

И немало, когда сердце встало,

А от страны тебе - пластмассовый веник.

Страна поет им рок-н-ролльные песни,

Говорит: «Все будет нормально!»

Страна кричит им, что мы все вместе,

Да звучит это как-то банально...

- Спасибо вам, ребята, большое, - сказал мужик. Было видно, что он тронут. - А знаете, я ведь тоже чуть было на тот свет не отправился. По мне пуля вот так вот прошла, - он провел рукой по пояснице. - Слава Богу ни ребра, ни позвоночник не задела... А сейчас в Чечне снайперы знаете что делают? Они пулю напильником затачивают, так что попадет она в тебя - кранты тебе, ты труп; простая-то пуля может задеть, да не повредить, а заточенная - нет... Ух, чеченцы, блин! Как они над нашими парнями сейчас измываются! Вот недавно показывали, как чечен развлекается: берет пистолет, стреляет заложнику русскому по пальцу, половину отстрелил, полпальца осталось, он еще раз... Гады, сволочи... Хотя не все они, ребята, такие. Я вот с чеченцами в Афгане служил, так они за меня - за друга - и в огонь, и в воду, и к черту на рога лезли! Вы думаете почему русские цари чеченцев к себе в телохранители брали? Да потому, что верные они мужики, никогда тебя не предадут, не продадут никому! Но и у них свои «генералы» имеются. Вон Радуева, ну знаете, этого, одноглазого, привезли... Перед своими-то он такой крутой, с бородой, блин, в очках, за такого и впрямь хоть с кем воевать пойдешь. А сейчас с ним что стало? Запуганный, сгорбленный, в камеру глянуть дрейфит, Аллаха вспоминает! Все они, сволочи, смерти боятся... Не дай вам Бог, пацаны, на войну попасть, не дай Бог!.. Если даже домой и вернешься, все равно жизнь вся сломана будет... Мне вот уже тридцать четыре года, прошел я через этот Афган, вернулся, женился первый раз, второй... Не повезло, видать... Уж лучше б меня на войне убили. Памятник бы хоть поставили, героем назвали... Однако ж выжил... Видать, Господь того захотел... Спасибо вам, ребята, что сидели здесь, слушали меня. Дай вам Бог, чтоб все у вас отлично сложилось. Ну, давайте еще раз эту... «На поле танки грохота-а-али!..»